Русская северная отсушка

Русская северная отсушка

Русская северная отсушка

Никита Петров, фольклорист:
«[На соль и солью бросать.] Выстану не благословесь, пойду не перекрестесь, пойду не из дверей во двери, не из ворот в ворота, в цистоё полё. В цистом поли в этом нету озёрки; на леву руку перейду, на левой руки стоит дом. В этот дом зайду нижным бревном. В этом доми мустовицины не обделаны, в етом доми не жывёт Присвятая Богородиця: жывут все некрещоные. В етом дому три мустовицины. На первой мустовицины две жыхорици, на другой мустовицины два огненных питуха, на третьёй мустовицины жывут кошка да собака. Эти две жыхорици ципаютси и глудаютси во всяку минуту и во всякой цяс. На другой мустовицины два огненных питуха, как они сойдутси, так и клюютси. И так клюютси до капли крови. На третьёй мустовицины кошка да собака, так они, как сойдутси, так и ципаютси. Так у их на вси стороны шерсть литит. Я в етом дому стояла за стиной, не зачёсана; они миня не видили.
Иван да Катерина сошлись, так бы они жыли, как жыхориця с жыхорицей и как питух с питухом и кошка с собакой. А миня рабу за стѣной не видили. И выду я, раба, из етого дому, пойду из етого дому на восток. На востоки соньцё не пикёт, и к етой Катерины Иван не при­стаёт. И подземельные клюци никто не видит, как они кипят, и к етому Ивану и Катерины не можот ни первой целовек, ни послиднёй, никто не можот этих молодых свести. Амин, амин, амин» 

Этот текст называют по-разному — отсушка, отсуха, остуда или остудный заговор. В противоположность присушкам, то есть заговорам на любовь, отсушки имеют совершенно другой смысл: если враг или недоброжелатель хочет разлучить влюбленных, он идет к колдунье и просит, чтобы она прочитала этот текст.

Нашу отсушку записали в селе Красном Олонецкой губернии, недалеко от современного города Пудож. Ее впервые опубликовал финский и российский исследователь Вильо Мансикка в начале XX века. Кто рассказал этот текст, неизвестно, но, судя по всему, это был человек знающий. В фольклористике жанры принято делить на активно-коллективные, их знают и могут исполь­зовать многие (например, магические способы успокоить плачущего ребенка), и пассив­но-коллективные, они доступны немногим (например, исполнение эпоса). Эта отсушка относится к последним, то есть прочитать ее могли только те, кто владел знатьём (магическим знанием). В деревнях и сельской культуре существовали специальные люди, их называли по-разному: колдуны, колдуньи, знатки. Считается, что они получали знание несколькими путями. Например, есть страшный способ: нужно прийти к колдуну, тот позовет в баню в полночь. Там будет огромная лягушка — нужно войти в ее пасть (естественно, сняв нательный крест). Иногда люди получали подоб­ные знания, топча распятие или даже икону. Это то, что сейчас называется черной магией, то есть получить помощь Сатаны или демонов можно, только отринув истинное христианское знание. Однако были и другие способы. Например, колдун мог передать свое знатьё перед смертью, взяв за руку человека — родственника или просто кого-то более молодого. Если колдун не передал знатьё, ему нужно было наговорить слова на веник и бросить его в реку — это называется «наговорить и знатьё на веник». В противном случае, умирая, он бы долго мучился. Расска­зывали, что можно увидеть, как это происходит. Нужно было прийти к гробу или постели умирающего колдуна, повернуться к нему спиной и посмотреть между своих ног. Тогда можно было увидеть, как черти рвут тело колдуна на части, залезая внутрь него. В неко­торых случаях знатьё передавалось по наследству, то есть от бабушки к внучке или от деда к внуку (иногда к сыну). Люди, которые принимали знатьё, должны были обладать замечательной памятью. Это тоже довольно важный аспект реаль­ности: нужно было запоминать все сразу и на слух. Конечно, есть еще мифо­логический способ обретения знатья: считалось, что первый и послед­ний ребенок в семье могут с рождения обладать магическими способностями.

Отсушка структурно устроена так же, как присушка, но действие в ней происходит как бы наоборот. Если в текстах заговоров, которые должны лечить или помогать, человек выходит благословясь и пере­крестившись, то здесь все совершенно по-другому. Человек выходит «не благо­словесь», «не перекре­стесь», идет не дверями, идет не в дом, а, наоборот, в чистое поле. В чистом поле нет воды, он переходит не на правую сторону, а на левую (лево — это плохо) и заходит в некоторый дом. Здесь первая интересная вещь: он заходит «нижным бревном». В вариантах этого заговора иногда указано, что нужно заходить ходом «мышиным» или «собачьим», а не человеческим, то есть заходить через ходы для мышей или других животных. В этом доме «мусто­вицины не обделаны». «Мустовицины» — это диалектное слово, а мы знаем слово «мостовина», или «мостовица», — доски для настила. В отсушке их не касалась рука человека, они никак не обделаны и не остроганы. В доме, конечно, «не жывёт Присвятая Богородиця». Это может означать две вещи: либо там нет икон, либо там не молятся. Главное, что в этом доме «жывут все некрещоные».

На одной мостовице — «две жыхорици». Это еще одно очень красивое северное русское слово: жихарем, жихаркой, жихарицей часто называли либо домового, либо обдериху — мифологического персонажа, который обдирает кожу с человека в бане, если тот приходит мыться не вовремя (в полночь). На другой мостовице — два огненных петуха, а на третьей — кошка и собака. Это тоже любопытно. Обдериха сдирает кожу, петухи всегда драчливы, а кошка и собака все время дерутся между собой. Намерение заговора — в том, чтобы мужчи­на и женщина стали похожи на этих персонажей. Дальше мы видим, что все реализуется: петухи клюются, жихарицы щипаются и «глудаются», то есть буквально глодают друг друга. Кошка и собака как сойдутся, так тоже дерутся. И тут появляется образ колдуньи. Она стоит за стеной, ее никто не видит. Интересно, что она «не зачесана», то есть ее волосы не убраны. У женщин была либо девичья коса, либо платок после замужества — простоволосые девицы всегда вызывали некоторое подозрение. Колдунья говорит, что, когда Иван и Катерина сойдутся, так они и будут жить как две демонихи, которые дерутся, как петух с петухом, как кошка с собакой, а колдунью не увидят. Эти слова нужны для того, чтобы никто не узнал, кто прочитал отсушку и навел порчу на жениха и невесту.

Соль в этом тексте неслучайна. Именно на нее наговаривалась отсушка. Соль — это и ценный, и обыденный объект, она используется в ритуалах и всегда нужна в доме. Значение соли в этом заговоре подчеркивается известной приметой: рассыпешь соль — к ссоре. Человек должен был взять эту соль у колдуньи и посыпать ей еду супругов (или просто разбросать рядом с их домом).

Дальше колдунья выходит из дома и идет на восток. Снова перед нами перевернутый мир: на востоке солнце не печет, а «к етой Катерины Иван не пристает». Здесь говорится «пикёт», или «печет», потому что любовь тоже описывается в значении «их припекает». Мужчину и женщину ничего не печет, Иван к Екатерине не пристает, то есть нет не только любви, но и желания.

В конце колдунья говорит следующее: «…ни первой целовек, ни послиднёй, никто не можот этих молодых свести». Мы помним, что колдовать мог либо первый, либо последний ребенок в семье, но здесь никто не смог бы перего­ворить эти слова. Любопытно, что завершается отсушка зааминиванием: «Амин, амин, амин». Перед нами как будто сакральный текст — он выстроен как стандартный заговор похожий в том числе на молитву, но семантика его абсолютно противоположна.